
Надеюсь, что рассказ о его жизни и фото из семейного альбома (и подобранные мною по тематике из общедоступных) смогут передать мне каким он был человеком!
Вот, что он говорил о себе на одном из интервью (и что говорил мне) которое я немного подредактировал:
ЖИЗНЬ ДО ВОЙНЫ
Кроме того дня, когда я родился, очень значимой датой для меня стало 5 декабря 1939 года. Именно в тот день меня избрали депутатом Грозненского городского совета... В наше время это считалось бы фантастической карьерой - в двадцать два года стать депутатом. Как вы понимаете, никакой карьеры я специально не делал. Родился в Грозном, в семье рабочего-кочегара, работавшего на заводе «Красный молот».
У меня были три сестры и пять братьев, трое из которых погибли в годы Великой Отечественной войны.
Учился я в Грозном, работал на заводе «Красный молот», был бригадиром комсомольско-молодежной бригады электромехаников в механосборочном цехе. По вечерам доучивался в школе рабочей молодёжи. Одновременно с работой и учёбой занимался в

Аэроклуб сделал своё дело. У меня было около двухсот прыжков с парашютом, я даже стал инструктором-общественником. Там же, в аэроклубе, меня приняли в летную школу, где я получил звание «пилот запаса». Учился я и на заочном отделении Грозненского техникума.
В 1938 году, в ноябре, на областной конференции комсомола Чечено-Ингушской области (так она называлась в то время) меня объявили кандидатом в члены пленума обкома; избрали тайным голосованием. Так я стал членом бюро и заведующим отделом рабочей молодежи - из заводского цеха попал прямо в отдельный кабинет, на целый год.
НАЧАЛО СЛУЖБЫ В АРМИИ

Всё оказалось не так просто и не так быстро. Казалось бы, попав на военную службу, мне, как инструктору парашютного спорта и пилоту запаса, - прямая дорога в летное училище. Но так сложились обстоятельства, что в декабре 1939 года я оказался в Белоруссии, в танковых частях, в должности механика-водителя танка Т-28. Участвовал в освободительном походе - так он назывался - в Литву.
В 1940 году наша часть находилась недалеко от Шауляя. Именно тогда меня и еще двух моих сослуживцев - земляков с Северного Кавказа вызвал к себе командир полка и объявил, что по приказу Сталина нас троих, как окончивших летные школы, направляют в летное училище для продолжения учебы в качестве военных летчиков.
Мы прибыли в Ульяновск, где находилось училище, созданное для переподготовки летного состава. Так я стал курсантом Ульяновской школы летчиков-истребителей. Летали мы на У-2 (По-2). А в апреле 1941 года на полевом аэродроме я совершил свой первый самостоятельный полет на истребителе И-15 «бис». Двухместных учебных И-15, кстати, вообще не существовало, кроме одного-единственного - в Качинском летном училище. Его специально сделал авиаконструктор Поликарпов для Василия Сталина, который был курсантом этого училища. Нам же, простым смертным, приходилось тренироваться на старых И-5, на которых мы делали рулёжку и пробежки на земле...
Лично меня выпустил в небо мой командир эскадрильи капитан Кудрявцев. Произошло это несколько неожиданно, но вполне успешно. Мне даже пришлось сделать два полёта, один за другим, - первый не совсем удачно, второй намного лучше.
А ПОТОМ ВОЙНА...

22 июня был обычный воскресный день, и с утра мы отправились купаться на Волгу. Вдруг бежит дневальный, кричит: «Тревога! Война!». Мы бегом обратно, в лагерь. Вскоре из Ульяновска прилетел начальник училища, он-то и объявил... У нас состоялось что-то вроде импровизированного митинга, затем начали рыть капониры для самолётов. Мы не умели этого делать, поэтому вырыли так, что после первого же дождя все самолеты плавали в воде, которая залила капониры...
В конце октября 1941 года училище стало именоваться 639-м истребительно-бомбардировочным ночным полком. Меня назначили комиссаром эскадрильи. А в декабре полк срочно перебазировался в Пензенскую область, в Кузнецк, и стал называться 13-м запасным.
Мы начали полеты, дневные и ночные, на «По-2» и на И-15. Честно сказать, еле-еле летали. А в апреле 1942 года нас перевели в Пугачёвск для переучивания на «Як-1». Самих самолётов ещё не было, поэтому учились мы только по инструкциям. Наконец, перегнали с завода двадцать пять новеньких «Як-1». Летать на них мы начали уже через неделю. Личный налет каждого из нас составлял 4 часа 45 минут. При этом я чувствовал себя полноценным летчиком и готов был идти в бой и гнать немцев до самого Берлина. Позже от пленных немецких пилотов мы узнали, что они имели по 200-400 часов лётной практики, прежде чем их выпускали на фронт.
Нетрудно представить, какой из меня на самом деле был вояка.

Это был мой девятый вылет совместно с «Су-2». Погода отвратительная. «Сучки», как мы их называли, пошли вверх, в облака. Мы за ними. Сначала почти потеряли друг друга, потом кое-как собрались снова. Это вообще был не полет, а что-то непонятное. На «Су-2», кстати, радиосвязь была отличная; а у нас приемники - почти на всех самолетах, но передатчики - лишь на одном самолете из каждых десяти. Так что реально, кроме треска, шума и обрывков какой-то музыки, вообще ничего не было слышно.

«Су-2» бомбили станцию Тополи, недалеко от Старого Оскола. В этот момент появились «мессершмитты». Завязался бой. Я почувствовал сильный удар в поясницу и в голову, на секунды потерял сознание. Пришёл в себя; понял лишь, что нахожусь за линией фронта. Ко мне пристроился «Су-2», взмахами плоскостей показывает: иди... иди... Я иду за ним. Он снова показывает: садись. Плюхнулся. Потерял сознание. Позже выяснилось, что позади моей бронеспинки разорвался снаряд - разворотил и бронеспинку, и заголовник. Опомнился я только в санчасти; у меня была компрессия поясничного позвонка. Заковали в гипс и отправили в госпиталь...

На четвёртом или пятом боевом вылете был воздушный бой, за мной увязался «мессершмитт». Пилот, к счастью, оказался неопытный, вроде меня, много ошибок делал. В один из моментов я его всё-таки поймал в прицел. У меня на подкрыльевых балках оставались два НАРа, я их выпустил одновременно... Потом экипажи бомбардировщиков доложили: «Двадцать второй номер (это мой номер на борту) сбил «мессер». Две ракеты попали в него, и он развалился в воздухе».
Говорили, что у меня с десяток сбитых... Если бы я сбил десять, то считал бы себя асом... Официально подтвержденных у меня в полетной книжке - три сбитых лично и один - в паре с моим ведомым Мищенко. Хотя наши ребята-ветераны и говорят, что у меня их порядка десяти-двенадцати, я так не думаю.
После госпиталя я попал под Сталинград. Там у меня было 37 боевых вылетов; в тот период, кстати, на каждый наш самолет приходилось четыре-пять немецких.
Всего же мне удалось выполнить 69 боевых вылетов. А после второго ранения, в 1944 году, меня отстранили от полетов на истребителях, разрешили летать только на «По-2», прямо как герою фильма «Небесный тихоход».



ПОСЛЕ ВОЙНЫ
В послевоенные годы я был начальником парашютно-спасательной службы дивизии, затем корпуса Ленинградской особой армии ПВО. Затем в течение двенадцати лет командовал парашютной аварийно-спасательной службой авиации ПВО СССР. За эти годы служба, которой я руководил, спасла жизнь 197 летчикам. Кстати, мне даже удалось оказать помощь будущему летчику-космонавту СССР Светлане Савицкой...

И вот в 1967 году завод «Звезда» и главный конструктор Гай Северин сделали кресло К-36, которое прекрасно служит и сегодня; оно позволяет катапультироваться даже при нулевом значении скорости и высоты. Я же был первым, кто его испытывал еще на земле...